О Т Е Ц
       Вся его жизнь, день за днем, с самой ранней юности была посвящена военной службе. Не потому, что отец мало любил семью, детей или был ничего не знающим, кроме приказов и уставов, воякой. Просто он был очень ответственным человеком. И порученное ему большое дело исполнял как главное дело своей жизни. Видели мы своего папу дома исключительно по утрам и вечерам, отпусков у него практически не бывало да и времени для неспешного семейного общения как-то всегда не доставало.

       Тем не менее, сегодня, оглядываясь назад, я могу с полным основанием говорить о том, что все хорошее, что все-таки есть во мне - от непритязательности в быту и отзывчивости к людским бедам до нетерпимости к непорядочности и нечинопочитания абсолютно на всех уровнях - заложено папой. Он, с его истовой работоспособностью и высокими, никогда не нарушаемыми моральными принципами, всегда был для нас с братом главным жизненным примером.

       Родился мой отец, Сергей Николаевич Марценюк, 29 декабря 1925 года в городе Дружковка Донецкой области. В семье, кроме него, было еще три брата и младшая сестра Вера. Сережа был третьим ребенком по счету. Его отец работал зоотехником, мать была домохозяйкой.

       Когда началась война, старшие братья пошли воевать, и шестнадцатилетний Сережка убежал фронт вслед за ними. Он прибавил себе два года, попал на передовую, но вскоре вышел сталинский приказ выловить всех малолетних вояк и отправить на учебу в тыловые училища. Так Сергей Марценюк оказался в Саратовском танковом училище, в котором познакомился с еще одним пареньком с Украины, Петей Тодоровским, как и он, попавшим на учебу из фронтовых окопов. Они были в разных взводах, но очень сдружились. Впоследствии Петя стал известным кинорежиссером, поставившим на Одесской киностудии фильм "Верность", в котором рассказал о своей военной юности и Саратовском училище (фильм, кстати, получил в шестидесятые годы главный приз Венецианского МКФ - Золотую пальмовую ветвь).

       Разлучила их в 1943 году Курская дуга. В августе училище было поднято по тревоге и брошено в бой. Взвод Пети Тодоровского был в это время на заготовке дров и в великих танковых сражениях поучаствовать не смог. А Сергей Марценюк получил боевое крещение именно на Орловско-Курском направлении.

       Воевал он до 1945 года, освобождал Прагу, был неоднократно награжден высокими наградами: орденом Боевого Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, орденом Великой Отечественной войны I степени, чешским орденом Военной Славы, медалями. А орден Ленина был ему вручен в 60-е годы.
       Были и ранения. Особо тяжелое - под Тернополем, при освобождении которого шли страшные танковые бои. Погибло очень много ребят-танкистов. Он тоже горел в танке, и если бы не один из его друзей-членов экипажа, который несмотря на свои собственные раны все-таки сумел вытащить Сергея с самого низа машины, где тот находился на месте механика-водителя, вряд ли бы он выжил.
       В Праге, где командование запретило стрелять из танковых орудий, чтобы сохранить бесценную архитектуру города, танкисты штурмовали дома с автоматами в руках. Сергей Марценюк выскочил на балкон одного из зданий, где прятался эсэсовец, и получил страшный удар прикладом по лицу. У него были выбиты все зубы, завязалась драка, но фашиста он одолел.

       Я вспоминаю эти два эпизода не случайно. Именно Тернополь оказался первым советским городом, в котором в годы угара перестройки демонтировали Т-34, установленный на пьедестале в память о павших танкистах. Через некоторое время сбросили танк с пьедестала и в Праге. Отец тяжело пережил эти события. Ничего нам по этому поводу не говорил, но было видно, что ему горько и больно. Вообще я считаю, что его болезнь, которая во многом провоцируется нервным напряжением, была вызвана перестроечными переживаниями.

       Кстати, в бою под Тернополем вместе с танком сгорели полученные до 1944 года награды и документы отца, которые находились в полевой сумке. Сохранился лишь один орден Красной Звезды. Сергей прицепил его к комбинезону, и орден не только истерся и поцарапался в боях, но и имеет большую щербину - в него однажды попал осколок. Награда спасла жизнь. А удостоверение механика-водителя ему пришлось еще раз получить в 50-е годы, сдав экзамен по вождению танка, когда выяснилось, что в личном деле этот важный документ у него отсутствует.

       А в июне 1945 года Сергей Марценюк как один из лучших танкистов своего воинского подразделения принял участие в Параде Победы на Красной площади в Москве.

       Он никогда не хотел посвятить себя военной карьере. Мечтал стать историком. Но на фронте погибли оба его старших брата. Их отца, моего деда, немцы казнили за "диверсию". Когда оккупанты стали угонять скот, он как специалист-зоотехник изготовил мазь, вызывающую признаки чесотки у коров и свиней. Больных животных немцы не забирали. Кто-то донес, и деда в назидание повесили на площади города. Поэтому двадцатилетний Сережа, вернувшись с фронта, оказался старшим мужчиной в семье. Профессии у него не было, школу он окончить не успел. Пришлось остаться в армии.
       Потом была служба в Узбекистане, где он встретил мою будущую маму. Потом - в Германии, Ленинградском и Одесском военных округах. В конце пятидесятых Сергей Марценюк наконец окончил десятый класс в вечерней общеобразовательной школе (занятия, кстати, посещал вместе с некоторыми солдатиками из своей роты), а позже, в середине шестидесятых, - военную академию имени Фрунзе.

       В 1962 году он стал командиром батальона плавающих танков, который базировался на Южном Буге в селе Большая Корениха Николаевской области. Это были новейшие машины, которым прочили большое будущее. Отец участвовал в разработке и осуществлении колоссального марш-броска по рекам с Южного Буга до Каспийского моря, где проводились важные международные учения армий стран Варшавского договора. За эту военную операцию он и получил свой мирный орден Ленина.
       А в семидесятые годы ему в приказном порядке пришлось возглавить 28-ю гвардейскую стрелковую дивизию (я могу ошибиться в ее точном названии) в Одесском военном округе. Он был недоволен, что сменил родной черный околыш на фуражке на "маскарадный" красный цвет. Но постепенно привык. В 1974 году получил назначение в Омск и стал начальником Омского общевойскового военного училища.

       Я училась в Одесском университете, в Омске в то время университет еще не был создан, и на семейном совете было решено оставить меня с бабушкой в Одессе. Поэтому о службе папы в Омске я знаю совсем мало - бывала там только на каникулах.
       Мне очень нравилось здание училища, классически строгое и торжественное. Изредка отец брал меня с мамой в учебный лагерь в Карьере, где можно было отдохнуть среди великолепных берез и искупаться в Иртыше. Но я, молодая девчонка, стеснялась курсантов. Поэтому старалась в училище не бывать.
       Зато я очень сдружилась с начальником почтового отделения училища Людмилой Сергеевной Пахотиной, веселой симпатичной деятельной сибирячкой. Мы часто выбирались с ней в омские театры, неоднократно бывали в краеведческом музее, создателем которого, кстати, был отец Людмилы Сергеевны, обменивались подарочками, долго переписывались, перезванивались. Несколько раз Людмила Сергеевна приезжала ко мне в Одессу. А потом в перестроечном хаосе связь как-то сама собой прервалась, и я ничего о ней сегодня не знаю.

       Мой брат Александр тоже окончил Омское общевойсковое командное училище в 1984 году.
       Воспитывали нас по-спартански. Я никогда не чувствовала себя "генеральской дочкой" да и брат в училище не был "папенькиным сынком". Это знали все. И это шло от отца.
       Он всегда был ровен, спокоен, ни разу не прикрикнул на нас, не поднял руки (все это мы сполна получали от нашей боевой мамочки, которую он дразнил "генералиссимусом"). Ни разу я не видела и не слышала, чтобы он выяснял отношения с ней. Мама признается, что за всю жизнь отец никогда не употребил в ее присутствии крепкого мужского словца. Он не был любителем спиртного. Правда, курил. Очень много читал, любил серьезную литературу, главным жанром считал мемуары. Сам играть ни на каком инструменте не умел (фото с аккордеоном - шутка), но ценил гитарную музыку, особенно в исполнении испанских гитаристов. Любил музыку Бетховена, песни военных лет, особенно Бернеса, любимым художником у него был Левитан.
       Воспитывал нас он ненавязчиво. Помню, однажды приехал с учений, уставший, черный, прокаленный солнцем. Принял душ и по-домашнему, в трусах, сел поужинать. Мы с братом стали вываливать домашние новости, в том числе и то, что бездомный дворовый кот попал в подвал и уже вторые сутки вылезти не может. Отец встал из-за стола, оделся и ночью, взяв нас, отправился вызволять кота. Часа два потратили на то, чтобы разыскать сантехника, у которого были ключи, долго лазили по темным лабиринтам под домом, но животинку спасли. У нас, между прочим, всегда в доме было много животных. А знаменитый рыжий пушистый пес Вини Пух, любимец отца, которого знало все Омское училище, приехал в Сибирь из Одессы и благополучно вернулся назад, когда служба у хозяина закончилась. Вот, кстати, откуда и у меня шесть собак - семейная традиция.

       …После окончания школы я вознамерилась поступать на факультет журналистики в МГУ. У отца в дивизии служил родной брат главного редактора газеты "Красная звезда" - основного органа Вооруженных Сил СССР, престижнейшего издания по тем временам. Мама начала просить, чтобы он связался с редактором Макеевым и попросил его подстраховать меня при поступлении. Отец отрезал: "Она выбрала творческий вуз, и никакой Макеев не вложит ей свои мозги. Пусть покажет, на что способна сама". Когда я не добрала двух баллов и вернулась в Одессу, с этими оценками можно было поступить в Одесский университет, но, к сожалению, я опоздала ровно на один день - документы уже не принимали. Мама опять начала просить его пойти к ректору и похлопотать. Он сказал: "Из-за нашей "прынцессы" никто порядок нарушать не будет, нечего зря беспокоить занятого человека. Пусть годик поработает - ума-разума наберется".
       Я долго думала, куда же пойти работать и, когда спросила об этом у отца, он ответил: "Выбери то, что может пригодиться в твоей будущей журналистской профессии". И я выбрала… геологоразведку. Тогда профессия геолога считалась романтической и необычной. Мне казалось, что так я узнаю жизнь. Когда мама узнала, что меня взяли рабочим в геологическую партию, она чуть не лишилась чувств. Отец был очень доволен.

       … Будучи студенткой, я очень хотела иметь джинсы. Они только вошли в моду и стоили на "черном рынке" у спекулянтов сто пятьдесят рублей. "Папа, - сказала я, - если у меня не будет джинсов, я буду самой несчастной на свете". "Их, наверное, имеют все ваши студенты?" "Что ты, только две наши девочки", - глупо призналась я. "Очень хорошо, - удовлетворенно констатировал он. - Вот когда джинсы будут у всех на вашем курсе, они будут и у тебя. Я обещаю"…

       … Когда ему присвоили звание генерала, нужно было ехать представляться в Москву. Мама навязала ему меня, чтобы "сводил девочку в Третьяковскую галерею". Утром мы отправились по разным официальным инстанциям. Отец ходил по кабинетам, а я ждала его в шикарных вестибюлях. В ЦК КПСС мы решили пообедать. Зашли в строгую, но респектабельную столовую, со столами под накрахмаленными белыми скатертями и снующими официантами, сели, открыли меню… Чего там только не было! У меня глаза разбежались. И вдруг обнаружилось, что ни перед одним из блюд нет цены - все в этой столовой предлагалось бесплатно. "Папа, давай возьмем красной икры, грибной кокот и… " "Мы не обжираться в Москву приехали", - прервал он мои гастрономические пожелания. И заказал официанту два борща, котлетки с пюрешкой и компот. А когда уходили, оставил на столе деньги за съеденный обед…

       …Мы идем по улице. Отец в генеральской форме. Впереди, согнувшись в три погибели, ползет старуха с сеткой, полной картошки. Отец догоняет ее, непринужденно берет картошку и помогает нести. Бабулька в шоке, народ в шоке - генерал при лампасах прет замурзанную авоську. А он ничего не замечает. Донес старухе груз до самой квартиры…

       … Я уже замужем, живу отдельно. У меня в гостях дети из детского дома. На дворе зима, слякоть, у одной из девчонок сапожки промокли насквозь. Я сушу их на батарее, надела ребенку свои теплые носки. Неожиданно приходит отец. Я сетую ему, что девочка может простудиться. Он, ни слова не говоря, разувается, вынимает из своих классных финских ботинок меховые стельки, обрезает их ножницами по размеру детской обуви и вкладывает в облезлые детдомовские сапожки…

       Это все мелочи, незначительные эпизоды моего общения с отцом, которые, быть может, даже не идут в сравнение с истинной величиной его личности как воина, командира, коммуниста, воспитателя будущих офицеров. Но в таком общении он раскрывался как необыкновенно добрый, простой и высоконравственный человек. И брали мы у него все хорошее именно в эти моменты. Хотя, признаюсь, я иногда и обижалась на него по молодости. А с возрастом поняла, как он был прав и как много сделал для меня, воспитав без излишеств, баловства и сюсюканий.

       После увольнения в запас (отец всегда это подчеркивал - в запас, а не в отставку!) он работал в областном комитете гражданской обороны (сейчас это МЧС). Одним из его последних важных дел была организация приема беженцев, когда во время военных действий в Приднестровье к нам хлынули напуганные войной женщины, дети, старики. Просто бежали через причерноморскую степь в чем выскочили из дома, с младенцами на руках, с нехитрым скарбом… На границе Одесской области их встречали палатки, полевая кухня, автобусы, врачи, которые после регистрации, отдыха и получения пособия отправляли людей в одесские санатории, где они могли нормально прийти в себя. Все было четко организовано под руководством Сергея Марценюка.

       А в 1996 году у него начались боли в спине. Обследование и лечение он проходил в Одесском военном госпитале. Диагнозы ставились самые разнообразные - от радикулита и язвы двенадцатиперстной кишки до последствий фронтовых ранений. На последней версии консилиум военных врачей и остановился. Были назначены прогревания, горячие ванны, массаж. Впоследствии, когда стало ясно, что это онкология, специалисты в онкологическом центре хватались за голову: военные эскулапы просто укоротили ему жизнь. Но было уже поздно.
       Держался отец мужественно. Категорически запретил говорить маме о точном диагнозе. Он по-молодому любил ее всю жизнь и не хотел, чтобы она страдала вместе с ним. Мы врали до последнего. Из-за этого отец отказался от уколов морфия - тогда пришлось бы рассказать все, как есть. Боли были страшные, ненаркотические анальгетики их не снимали, но он терпел. Под конец часто впадал в забытье, и ему казалось, что он в бою, держит в руках рычаги управления танка…
       19 августа 1998 года я как обычно пришла к ним. Покормила отца. Присела рядом. Что-то говорила, чтобы развлечь его. Видно было, что ему плохо. Он сказал, что хочет отдохнуть и добавил в своей обычной ироничной манере, в которой всегда общался с нами: "Иди, иди, сто слов в секунду, такая дочь болтливая досталась…".
       А через час позвонила мама и сказала, что папы больше нет…
       Похоронили его на главной аллее Таировского кладбища в Одессе. Народу на похоронах было очень много: и военных, и фронтовых товарищей, и сослуживцев, и учеников… Был салют, а рота почетного караула Одесского военного округа в полном составе прошла торжественным маршем у его могилы. Я такой ритуал видела впервые.

       Вот, собственно, и все. Завтра исполняется девять лет с тех пор, как мы все это пережили.

       Памятник на могиле отца скромный - мраморная черная плита с его именем и пятиконечной звездой. Никаких фотографий и эпитафий он не хотел.

       Люди постоянно приносят ему живые цветы. И вот странно: когда ни придешь, на могиле отца или в оградке видишь то кошку, то собачку, то ящерицу, то птицу. Знак или совпадение? Ничего случайного не бывает.


Елена Марценюк
17.08.2007 - 03.09.2007